«У нас осень идет к финалу. Вчера ветер-охальник  весь день и ночь    мстительно  обрывал  листву, сейчас  деревья стоят непривычно скучные, синицы ёжатся беззащитно на голых ветках, глазам не на чем задержаться под окнами, перед ними теперь только сероватая даль».

Жизнь - Королева, ты в ней Шут,

познавший сладость поцелуя…

и эту сладость не вернут

ни Бог, ни царь, ни «Аллилуйя!»

Осе-е-е-ень... осень в этом году мокрая... осенний лист, вальяжно перемещаясь к ближайшей луже под всё ещё охальным, но уже слабым дуновением ветерка, отдаёт неуловимым запахом морской свежести, в который вероломно вторглись два проходящих давно немытых тела пронизывающим до пят амбре человеческого стада.

...а у меня пропало рвенье к стаду

и притязаний нет: такими родились!

Им в кайф Ачалов или Хакамада,

Да ну и пусть их, это просто жизнь…

Запах – пустяк, притягивают лица! В них жизни ключ и богодухновенье! В них страсть: «Скорей опохмелиться!» В них душ презренных «омовенье»! Они, во имя спасения души заблудшей, радостно скатились со ступенек розничного предприятия фармацевтической промышленности, приобретя на скупые пожертвования сограждан два фунфурика настойки боярышника и, предвкушая, семенят в грядущее. А вот и цель - описанный сотнями, вожделенный угол невзрачной пятиэтажки, где они... и засчастливятся до завтрашнего завтра.

…и сотни… тысячи таких,

воспев с похмелья Королеву,

преодолеют ковы лих

и воздадут душе… и телу…

А вслед этим уличным скоморохам российской глубинки столичный Шут, владелец дорогого французского парфюма... но что за рожа?! Какие-то кислые помои в миксе с ведром брезгливости и отвращения к малой родине, на которой они временно прибывают по необходимости "снять пенки" с расползшегося до нельзя аптечного бизнеса… Аллилуйя!