23 сентября, Анатолий Тиханов, фото автора

Бомба хорошо сохранилась, хотя и пролежала в земле почти 60 лет. Лишь легкая ржавчина тронула ее металлическую оболочку. Сапер небрежно толкнул бомбу ногой, и она лениво, словно тюлень, перекатилась с одного бока на другой. «А если рванет?», – на всякий случай поинтересовался я. «Не рванет», – беспечно ответил спасатель из службы ГО и ЧС. И как бы в шутку добавил: «Если рванет, то в округе случится маленькое землетрясение». Я все же отошел подальше от бомбы, которую строители обнаружили при рытье котлована на улице Бойкова в Пскове. Это было в конце 90-х годов. Сапера звали Сергей Душин.

Сейчас он руководит специальной группой разминирования аварийно-спасательной службы МЧС России по Псковской области. В подчинении у него три человека: Павел Шумилов, Юрий Агарков, Сергей Лурик, все в прошлом офицеры-десантники, бывшие инженеры полков.

В особом шкафу саперы хранят образцы мин, от пластмассовых «итальянок», обнаруженных на горных дорогах Афганистана, которые ни один миноискатель не берет, до простейших, но эффективных противотанковых взрывных устройств еще времен Великой Отечественной.

Формально рабочий день у саперов начинается в 9 часов. Но по тревоге их могут поднять в любое время суток, в выходные.

- В прошлую субботу нас вызвали в Дедовичский район, - рассказывает Сергей Душин. - В деревне Жеребцово селянин углублял погреб и наткнулся на предмет, по его мнению, очень похожий на мину. Дом довоенной постройки оцепили, но находка оказалась не миной, а ржавым железным колесом.

- Много еще боеприпасов хранится в земле с последней войны?

- В прошлом году мы обезвредили 4,5 тысячи единиц боеприпасов, в этом, по данным на 1 сентября, 1 782. Бомбы уже редко встречаются, в основном артиллерийские снаряды, мины. Особенно Себежский район богат на такие находки. Иногда целые склады извлекали из земли. В Великих Луках несколько лет назад сняли 870 немецких противопехотных мин. Но это еще немного, по сравнению с тем, что находят саперы МЧС на Новгородчине, в «Долине смерти». Мне там в свое время тоже довелось потрудиться.

- Сергей Григорьевич, когда вы в первый раз выехали на боевое разминирование?

- Хорошо помню этот день. В Псковскую воздушно-десантную дивизию я прибыл после училища 3 сентября 1975 года, а уже 5 сентября в Новосокольническом районе участвовал в ликвидации склада боеприпасов.

- А почему выбрали такую опасную, даже в мирное время, профессию?

- Вообще-то, я мечтал стать вертолетчиком. А потом передумал и подал документы в Калининградское высшее военно-инженерное училище, стал курсантом роты, которая готовила офицеров для ВДВ. Но поступил так вовсе не потому, что мой отец во время войны тоже был сапером.

- А он действительно командовал саперным батальоном?

- До 1944 года. Потом, после тяжелого ранения, был комиссован. О войне он рассказывать не любил. Отец ушел добровольцем на фронт на следующий день после начала войны, отгуляв на выпускном вечере в лесотехническом институте. Когда я был еще подростком, он рассказывал мне, что так поступил тогда весь его курс. А уже взрослому сообщил, что только он да еще один однокурсник вызвались идти добровольцами на фронт. Тогда я спросил отца, почему он мне раньше об этом не рассказывал, он ответил: «Воспитывал тебя».

- Чем немецкие мины, которые вы находите, отличаются от наших образцов?

- Особенно ничем. Только корпуса немецких мин были металлические, а наших - деревянные. Я образцы советских мин военной поры застал на армейских складах, когда только пришел служить в десантную дивизию. Примитивно, но эффективно: 1 600 граммов тротила немецкому танку хватало «за глаза».

- А почему вы тогда, на улице Бойкова, так небрежно обращались с авиационной бомбой - ведь она, действительно, могла взорваться?

- Не могла. У нее взрыватель отсутствовал. Он был сломан. Но вы-то об этом не знали.

- Много находят неразорвавшихся боеприпасов. Это что, заводской брак?

- И заводской брак тоже мог быть. Ведь боеприпасы в тылу часто делали подростки. Есть и другие причины. Мина может, по разным причинам, удариться о землю не взрывателем, а плашмя. И тогда есть большая вероятность, что она не взорвется. Или шлепнуться в болото, в этом случае силы удара тоже бывает недостаточно, чтобы привести взрыватель в действие. Так случилось, как я полагаю, с авиационной бомбой на улице Бойкова. В годы войны на этом месте находилось топкое болото.

- Когда вы работаете в поле, местные жители интересуются, что вы извлекаете? Может, просят для себя что-нибудь?

- Просят, причем часто. Например, капсюли. Это значит, что тол у этих людей уже имеется. Его нетрудно добыть из снаряда или мины. И очень бывают сельские мужички огорчены нашими решительными отказами.

- В Афганистане вы в какие годы воевали?

- В середине 80-х. У нашего противника было много разных типов мин со всего мира. И с каждой были свои методы борьбы. Пластмассовую «итальянку» можно было обнаружить только с помощью собак или щупом. На Западе, кстати, 40 лет делают мины с пластмассовым корпусом, а у нас почему-то обходятся металлическим.

«Духу» за подорванный советский танк платили 300 тысяч афганей. Но вначале он мину должен был купить в банде. Чтобы наши саперы ее не обнаружили, душманы пускались на разные ухищрения: ставили радиоуправляемые мины или закладывали противощупные системы. Для этого брались два листа фольги, разделенных тонкой картонной прокладкой. Все это замыкалось на цепь, и система срабатывала, как только ее касался щуп сапера. Но и мы умели бороться с этими хитростями противника. Например, для радиоуправляемых мин наши специалисты ставили помехи или блокировали их сигналы.

Солдаты-срочники, прежде чем попасть в Афганистан, полгода учились саперному делу, в Советском Союзе, в учебке. Приезжали в часть, мы их еще месяца три стажировали, а уж потом брали на «боевые» или на сопровождение колонн. Но подрывы иногда случались. Гибли и солдаты, и офицеры.

Советская промышленность тогда выпускала много интересных разработок для саперов. Например, электронную систему, которая самостоятельно могла определить характеристику объекта, и после его идентификации, если требовалось, выстреливала мину, которая точно накрывала цель. Но потом, из-за нехватки средств выпуск этих «умных» устройств в нашей стране прекратили.

- Кстати, где был произведен миноискатель, с которым вы выезжаете на задания?

- Миноискатель шотландского производства, приобретен на деньги областного бюджета. Еще раньше мы пользовались «Фишером», это американское изделие.

- Сапер, кроме профессиональных навыков, должен еще, наверное, обладать и незаурядной интуицией?

- Обязательно. Ведь душманы, как правило, метили то место, где ставили мину. Так было удобно издалека вести наблюдение за дорогой. И сапер, у которого хорошо развита интуиция, немедленно чувствовал опасность, замечал «чужой» предмет.

- Я слышал, что все анекдоты про саперов - сплошной черный юмор. Это так?

- Рассказываю самый короткий: парашютист на землю спускается, навстречу ему летит сапер и кричит: «Привет, друг!».

- Смешно, но грустно. А вам случалось оказаться в ситуации, когда от беды спасало только чудо?

- В Афганистане я снимал «итальянку», а хитроумные духи взрыватель в ней замкнули на цепь, которая при помощи батарейки включалась, как только сапер начинал отвинчивать нижнюю часть боеприпаса. Я отвинтил. Мина не взорвалась - у нее села батарейка.

- Сергей Григорьевич, сапер рискует ежесекундно, когда работает с боеприпасами. Неужели к этому можно привыкнуть? Что вы чувствуете в тот момент, когда ваши руки прикасаются к мине?

- Чувствую то же самое, что и сейчас, при разговоре с вами. И не потому, что меня переполняет храбрость. Просто за много лет службы выработалась особая психология, которая помогает в эти напряженные минуты сохранять спокойствие.

В прошлом году специалисты МЧС обезвредили 4,5 тысячи единиц боеприпасов, в этом, (по данным на 1 сентября), 1 782.