Общество советских
людей, которое должно было жить при Коммунизме, но не захотело, медленно и
уверенно расслаивалось на слои и прослойки. Густо размазанный слой - пассажиры
общественного транспорта. Более организованный - владельцы индивидуального
транспорта (за рулём и вне руля). Спешиваясь и припарковываясь в местах
общественного пользования, эти два слоя составляли один единый - пешеходы.
И прослойки. Две.
Верхняя (привилегированная) -между
небом и землёй - индивидуально владела всем, но за рулём наёмники: шофера, повара,
садовники, гувернантки и т.д. Нижняя (люмпены) - между землёй и подземельем -
вообще ничем не владела, передвигаясь по обществу как Бог пошлёт.
Отдельный слой -
родившиеся в сентябре 1991 и позже - особой надежды на гармоничное развитие не
подавал, т.к. окружающая его совковость и безалаберность растлевали и тупили.
Но не смотря и не
взирая, уродливо перерождённое общество порождало внутри себя бесформенный
поток машин, хаотично снующих пешеходов и мало оплачиваемых, а потому часто
берущих, стражей порядка. Общественного. Какое общество, такой и порядок.
Невнятно регулируемый
поток машин растекался по всем мыслимым и немыслимым направлениям, нахально
выплёскиваясь на пешеходные дорожки и тропы. И никакая право(лево)хранительная
сила не могла совладать с этим бруоновским движением. Разве что автомобильные
пробки, которым было абсолютно до лампочки, сколько у кого лошадиных сил, какой
класс сборки и дата изготовления, примиряли и сдерживали эту движущуюся массу
владельцев, обречённых на вынужденное безделье.
Обречённые ждали.
Нетерпеливые спешивались, виртуозно проникая в сплочённые до безобразия ряды
пешеходов и бесследно исчезали в маркетах, супермаркетах, просто магазинах и
рынках уличной торговли. Шопинг! Приятная занятость замороченного народа,
находящегося в вечном ожидании светлого будущего. "Что делать?" и
"Кто виноват?" трансформировались в "Что строим?" и "В
чём живём?" И все знали "В дерьме, конечно!" Но, потупив до
долу, молчали. И жили…
И Антон Петрович
Махай жил. На пенсию. На военную. И на приработок. Да и не то, чтобы жил.
Доживал. Срок дожития такой придумали в правительстве. Последний срок. Вот он
его и доживал. Как мог. Все по-разному могли, а он по-своему. Своенравным был.
Все свои ему нравились, а чужие нет. Своих мало осталось. Из тех, что были.
Раньше все были свои (друг, товарищ и брат), а теперь все чужие (господа,
хозяева и конкуренты). Сейчас любой гражданин любому гражданину конкурент, враг
и сволочь. А иначе не выживешь. И не доживёшь. Шопинг! Рынок! Конкуренция!
Антон Петрович относил
себя к сословию владельцев. Владельцев индивидуального транспорта. Но на
исторически сложившемся отрезке времени пользовался региональным общественным
трамваем по семь рублей в один конец. Тридцать минут туда, тридцать минут
обратно.
Там (в конце) его
кололи. Внутривенно. Невропатолог приписал. Десять уколов. С последствиями
инсульта боролись. Бесплатно. Но поскольку в аптеке военной поликлиники
лекарств больше не было, чем было, то Бабуля в гражданской купил за двести
пятьдесят рублей. А остальное бесплатно. И на том спасибо. Это сама медсестра
сокрушалась, что одноразовые шприцы для задницы плохо в вену лезут. А Бабуля
стойко переносил тяготы и лишения…
Седоватый, но не
седой, молодцеватый, но уже увы, с датой рождения 1947, он ещё не научился быть
настоящим пенсионером, ветераном Вооружённых Сил, борцом за справедливость и
права человека, лишённого погон. То ли дело коллеги по внутривенному вливанию.
Седина во всю шапку волос, дата рождения 1933-36, музейный пафос на лице и
поношенные синие бахилы на стоптанных башмаках, потому какв верхней обуви не входить…
-У
меня два инфаркта и два инсульта, а инвалидность не дают. Я написал. В думский
комитет по обороне, мол, так и так. Они ответили: "Ждите ответа". Два
года жду.
-Я
президенту написал. В приёмную. Программа такая есть "Дети войны".
Так вот я дитё. А наши местные крахоборы-крючкотворы не платят. Да и президент
не в ответе…
-А
ты нашему военному министру пробовал?
-А
у нас разве военный?
-А
то какой?
-Гражданский…
-А
я купил. Они сказали, я купил. Вкапали мне через капельницу, но не моё свежее,
а просроченное. Вот полюбуйтесь. Ябутылочку прихватил…
Махай любоваться не
стал. Сдал использованные лично приобретённые за пять рублей бахилы в общий
котёл и проследовал по маршруту обратно.
В общественном трамвае
были свои проблемы. Вторгшийся на одной из остановок чумазый пацан лет четырёх
с аккордеоном профессионально поставленным вокалом поинтересовался у
проезжающей взрослой толпы: "Детство, детство, ты куда ушло?"
Пришпиленная к нему девчонка-малолетка, годика два от роду, натренированно
протягивала ручонку, и сердобольная публика не скупилась. Потом принесли
газеты…
Припарковавшись на
нужной остановке, Антон Петрович с трудом отделился от утрамбованных пассажиров
и спешился. Легко обогнув замусоренную точку продажной торговли, он просочился
сквозь плотный поток иномарок, теснящих посеребрённой крутизной затёртую
гордость отечественного автомобилестроения, перешёл дорогу в неположенном месте
и вышел на прямую. Прямая вела к дому.
Около дома группа
дворников в полосатых купальниках или нижнем белье от кутюр (кто его знает, что
у них там под верхним?) отделяла пыль от крупного мусора и вздымала её ввысь.
Однотипные жилеты из секонд-хэнда
красочно рекламировали коммунальные услуги нового ТСЖ, созданного на базе застойного
ЖКХ, самые коммунальные услуги в мире.
Зажав нос двумя пальцами, и для
чего-то согнувшись, Антон Петрович нырнул в подъезд,
заглянул в почтовый ящик и степенной походкой поднялся к себе на второй этаж.
Дверь открыла Надежда, самое ценное и светлое из всего того, что у него
осталось на текущий период исторического момента.
Пыль, вздыбленная
кучей дворников в полосатых купальниках или в чём там ещё, обильным облаком
проникала сквозь москитную сетку пластикового окна и вальяжно осела на
квадратных метрах частного жилья Махая. Антон Петрович хотел было возмутиться и
со всей пролетарской ненавистью в очередной раз заклеймить позором этих
делопутов (правительство, депутатов всех созывов и рангов, губернатора и
муниципалитет), но, случайно заметив жену с пылесосом, молча вымыл руки и
прошёл на кухню.
Кухня уютно
располагала и вкусно пахла. На кухонном древесностружечном столе стояла еда.
Антон Петрович присел. Появилась Надежда. Антон Петрович привстал и вышел на
балкон. Берегла она его от переедания, а он её жалел, и не сопротивлялся,
приняв все лишения здорового образа жизни за необходимость и непременное
условие семейного благополучия.
Балкон у Антона
Петровича был современный, застеклённый. По ту сторону стекла кипели и бурлили
страсти рыночной экономики, а по эту - тишина, покой и равновесие вселенского
мироздания. Осмысливая и вникая с высоты второго этажа во все перипетии
реалити-шоу "Единая и богатая Россия" (не без помощи телевидения и
радиовещания), Антон Петрович терялся в догадках: "Что строим?"
"В чём живём?" и, потерявшись, себя не находил.
А то? Как понять
объявленную средствами массовой информации борьбу чиновников с чиновничьим
произволом? Коррупционеров с взятками? Как понять законы, писанные народными
избранниками и обирающими собственный народ? В стране, искусственно разделённой
на богатых и бедных, все хотят быть богатыми, но… Хотеть не вредно. Бедная
Россия! И населяющий её контингент в массе своей беден. Если не материально, то
духовно, а если не духовно, то материально. Есть, конечно, и исключения. Вот
Славка-первенец, например. Высоко духовный, хорошо оплачиваемый. И жена, и
дочь. Жена не работает, дочь во второй класс ходит, но тоже обе две высоко
духовные. Веруют. И эта вера им жить помогает. И строить. Им вера строить и
жить помогает. Высоко духовное общество пытаются построить, специальную
литературу бесплатно раздают, проповедуют. До людей хотят достучаться, которым
интересно: "…что же будет с Родиной и с нами?" А толку? Где они,
молочные реки кисельные берега? "По щучьему велению, по моему
хотению"? "От каждого по способностям, каждому по потребностям"?
Людям мысли не
хватает глубже копнуть. Им бы власть да всласть. А работать кто будет? Чёрным
белое марать любой горазд. В себе разобраться б сперва…