…братоубийственной войной

второстепенные проблемы,

взяв у смерти откупной,

решают подло омбудсмены: "…безвозвратных потерь стока… санитарных стока…" Это убитые и раненые, господа хорошие.

Потери противника в технике и вооружении - всего лишь обгорелое железо, вторичное сырьё, а вот потери в живой силе - это люди, на жизнь право имеющие не менее чем…

Это раньше Македонский во главе своей конницы шашкой ординарною махал, честь и совесть имея. Ленин на ворота Зимнего не лазил, Сталин в рукопашную не ходил, да и Брежнев (Афганистан) … Ельцин (Чечня).

"Македонские" последних столетий у себя в правительственных бункерах машут, прикрывшись миллионами жизней верноподданных. А ведь за каждой этой жизнью мать, девушка, жена… рождённые или ещё не рожденные дети…

Откуда у людей, на власть обречённых, столько туполобой спеси, цинизма, порфироносности? Помазанник Божий, блин! Да не стоит эта, тобой завоёванная территория, ни одной жизни… ни другой! Ведь все люди на земле, почти все, не зависимо от конфессий, уже знают: "Бог дал, Бог взял!" Не Дарвин и не Саакашвили, а Господь Бог жизнь дарует! И отнимает ОН, господа хорошие…

Мать прачкою была. Бельё стирала. Отец ходил в пивной ларёк. Девчонку по-соседски звали Алла. Его по-детски - Игорёк.

Он ждал её у морвокзала. Она пришла, но с кузнецом. Он по-соседски:

-         Здравствуй, Алла.

-         Привет, - она ему сказала и познакомила с отцом…

Отец-кузнец на фронт уехал. Потом, как началась война. С войны геройски не вернулся. Напрасно Алла у окна…

-         Глазам не верю… Игорь! Игорь! Какой… медали… ордена… - толпились радостно соседи, а чуть поодаль и она…

Она к груди его прижала. Вздымалась (по размеру) грудь. А он смутился:

-         Здравствуй, Алла… - и ткнулся носом в саму суть…

И задышал… Она стонала… Потом. Он муж. Жена она. А от дыханья и стенанья пошла плодиться ребятня…

И расплодилась. Дед им Игорь. А баба - Алла. Он… Она… Но то, что было, не забылось. Незабываема война…

Победа! Минута молчания. Вся страна молчала. По-разному. Кто-то искренне скорбел о павших за Родину, за Сталина. Кто-то виновато отводил взгляд, щурясь от блеска орденов и медалей уцелевших участников. Кто-то теплым незлым словом вспоминал отечественных полицаев, дальновидно начавших борьбу с коммунистическим режимом ещё в те далёкие, пропахшие порохом военные годы… Победа!

А что потом? Опять забвенье?

Опять подачек крутизна?

Но не к чему им откровенья

И в огороде бузина…

К шестидесятилетию Победы по телевизору ролики крутили… вахта памяти! К ещё какому-то летию восьмидесяти шестилетним кузнецам Победы "ВАЗ" седьмой модели выдавали… мол, давай старички, автопробегом по бездорожью…

а глаз набит (в смысле намётан)

и пропадает острота,

мысль ложится в перемёты,

увядает новизна…

"Настал закат, сидит рыбак у тихой речки одиноко. Печаль в глазах, курит табак, о жизни вспоминая что-то. Достал из рюкзака стакан и фляжку, что с войны осталась. Налил сто грамм, сказал: "За вас!" И выпил… Рыбаку досталось. Сапёрный труд - тяжёлый труд. Афганистан - это афёра. Пуд соли вкупе с градом пуль… зной, дождь и вьюга для сапёра…

Налил сапёр ещё сто грамм и выпил за друзей далёких. СФРЮ, Чечня, Афганистан… Сапёров служба не из лёгких. Мандат - у речки водку пить, чтобы побыть  самим собою, чтобы разбавить кровь водою, чтоб помянуть, чтоб освятить друзей и всех, кто не дожил. Кто не увидит света дня, кто дал возможность "им" дожить, упав на камни... и кляня!!! В предсмертных муках, проклиная страну, которой наплевать. Куда? Зачем? Чего во имя, детей послала умирать? Страну, которая живущим даст право мучаться потом. Страну берущих и дающих чиновниками всех постов… А парни так и не узнают тепла и нежности любви… невесты, сердцем поминая, выйдут замуж за иных…

С кровью и потом, с верой, с честью дано сапёрам лишь одно - рыбалить удочкой (не сетью!) пока стакан не встал вверх дном. И может быть не по уставу у тихой речки водку пить, но данное Наркомом право никто не сможет отменить!!!"

Живые мёртвых провожая,

с морщин стряхнув попутную слезу,

испытывают зависть, поминая:

"Отмучался, старик, а я живу".

Нет места словоблудью в тризне!

"За здравие!" -  обычно к рождеству.

Отпел покойника священник в ризе,

перекрестил и… дай Бог самому.

Куда деваться тем, кто потерялись

в бедламе демократии и цен?

Переоценка фондов и морали?

Сказали временно, но сталось насовсем.

Нет, нет… не всем, а тем, кто доживают

за тех, кому уже не надо жить.

Они за этим всем не успевают,

пытаясь Родиной как прежде дорожить.

Но дорого… и индексация хромает,

стремясь догнать инфляционный рост.

И Госкомстат беременно  страдает,

пытаясь показать прирост…

Неторопливо угасают миллионы

под злополучной бедности чертой.

Но что там… Кто там поимённо?

Вот отойдут, и счислит Мир иной.

Придёт пора, и все там будем. Браво!

Бой барабана, звон колоколов…

Умаялись носить извечный траур

по скудоумию расстриженных голов…

Живые мёртвых провожали…

Смахнув с морщин попутную слезу,

испытывали зависть, поминая:

"Отмучался, старик, а я живу"…

…ушёл и Виталий Петрович, утром рано, ушёл по возрасту, не по болезни… бывало, на погоду ныла рана… и мысли… на погоду лезли. А погребло героя государство, так принято в России по закону, и коль прошёл препоны и мытарства, чинимые чиновником в погонах, то стрельнут пацаны из автоматов и гроб до ямы донесут, и денежку согласно аттестату на памятник полковнику дадут...