Расцветить себя - высшее достижение цивилизации! И обязательно с взносами, пожертвованиями, со своими сборами, структурами, идеологией, аппаратом (как организационным, так и репрессивным)…

в основе действа - единица

неглинобитного ума,

которая ещё ютится

в трущобах мирового зла…

а от души и для души

лакают ранью алкаши…

У "красных" всё схвачено было. И до сих пор работает. Но уже на общих основаниях с разноцветными. Даже с "коричневыми", не говоря о "зелённых" с неприличной вывеской "Грин пис-с-с-с!" Об оранжевых с несмолкаемым "Гэть!" О "голубых", в смысле клубов и о "розовых", в смысле любви. О чёрных… рубашечниках и о белом… братстве. О "синих", типа синюшных, которые давно уже вне организаций и сами по себе. Да мало ли… а кому мало - те многоцветные: жовто-блакитные, бело-сине-красные…

Пластина палитры всей упомянутой суммарной идеологии - это, конечно, бесцветное общественное мнение, за которое, собственно, и борьба. Борьба за численность, за взносы, за преференции в борьбе… за рейтинги при соцопросе… Преобладание везде! А тот, кто везде, тот нигде…

«жить надо чувствами, не только лишь умом:

увидеть радугу, услышать вешний гром,

познать любовь, очарованье, сладость…

успеть познать, чтоб не жалеть потом…»

почувствовать удар, ожог… солёный пот и сладкий грог… боль незажившей рваной раны на незлопамятной душе, увидеть истину… в стакане, услышать в честь себя туше… дотронуться ухватистой рукой  закраины приснившегося счастья… рифмовкой овладеть сквозной в часы досуга иль ненастья…

а кто уже познал и напитался

весенним ароматом сентября?

кто зимней стужей ищет младость,

толпясь в позёмке февраля?

тот, улыбнувшись невзначай, спечёт пирог, заварит чай и проведёт свой выходной в кругу друзей… он с головой уйдёт в обрывки прошлых лет, где было всё… сей трафарет не тривиальность… ведь молодость у всех реальность! …и ходят в лес с друзьями жизни. Кашу на костре сварить, листиками пошелестеть, у озера посидеть, в дымчатую даль поглядеть…

поджарить кашу на костре,

слиться с матушкой природой,

и, натешившись свободой,

оказаться вновь в ярме…

так бывает… в сентябре…

или так:

взгляд брошен в дымчатую даль,

зависли на деревьях мысли,

сентябрь, воздух, пастораль…

снедает кашу жадный гризли…

или так:

чуть пожелтевшая листва

костёр, прохлада приозерья,

вокруг старинные друзья,

дымок, здоровье и деревья…

а завтра ровно к девяти

на службу, мать её ети…

…а «за порогом мир - уже иной: привычное осталось за спиной, в тень обратясь, в потерянный Эдем, в предвечное Ничто, в тупик без стен…»

…и ты трусцою за порог,

в «Ничте» пожил, иззяб, продрог…

а за порогом мир иной,

и кран с горячею водой

работает бесперебойно,

там миру мир…

а миру войны и грудь сплошной иконостас - у нас… и всё о’кей… ведь мы как эти: болотник, фэйри или йети… которые, живя в «Ничте», забыли думать о мечте… куда не кинь везде изъян, куда ни глянь, везде смутьян… он то ли в городе Иван, то ль на селе он Селифан… только навёл… и сжёг мосты… украл, пропил и вновь Кресты…

поречье или приозерье,

иль пойма мелкого ручья

приветствуют мостостроенье,

а без него никак нельзя…

весна… крестьянин на кобыле в продмаг проехать норовит, но паводок покамест в силе… суров его безбрежный вид… а тут сапёры-понтонёры подъехали… и мост готов… но проводили, блин, «реформы»… «блин» комом вышел… без мозгов… в основе сказочных былин такой же блин…

в семье всегда один простак,

то пальцем в небо, то впросак…

а где-то мины боевые ржавеют тонкой оболочкой, им пофиг: папа, мама, дочка… В реестре смерти «где… кого» бездушна строчка: «итого!» Пока жива ещё нажива, любостяжанья байт иль бит, летальному исходу взрыва подвержен каждый индивид… да и о чём тут разговор?! Там где маржа, там и сапёр… должен быть, по крайней мере!

…соседу наделяя титул «сволочь»,

к достатку тяготеет индивид

и с дачной сотки фрукт иль овощ

ему же сбагрить норовит по рыночной цене… или вдвойне… или втройне… своя рубашка ближе к телу… и майка, и трусы… каждый из нас возводит стелу своей зажиточной судьбы… каждый… но не у всех получается… и брат на брата прёт войной, скрыв от друзей подоплёку, рушит жестоко общественный строй, со строем идя не в ногу… а миллионы семей, влача существованье, впрок рождают детей… и в этом весь смысл мирозданья: "Жить! Жить хочется каждому!"

…идиотия противостоянья

от существующих проблем уводит,

а суверенный вирус созиданья

грядущей жизни буковки выводит.

…дождь проливной и холодный, мокнут зверушки и птички… рыба сама по себе, так задумано… а человек – крышу… мороз ударил лютый… а человек - печь… зной палящий… а человек – навес и балдеет в тени: «…чего бы ещё такого?» Колесо придумал… и порох… и целый ворох безрассудства… осенних листьев тихий шорох воспел устами златоуста. Любовь и храбрость, доброту… вложил в основу мирозданья… сверху приладил красоту и обозвал сие: «Мечтанья!» В том и живёт… и усложняет попыткой въедливых умов, смягчить нелепость состраданьем: «Там хуже ведь… в конце концов…»

у жизни два конца… у пули половина,

ей всё равно: что в лоб, что в спину…

летит, куда послал стрелец,

но так и так один конец!

«жить надо чувствами, не только лишь умом…

успеть познать, чтоб не жалеть потом…»

На кладбище забытом теми, которых нет уже окрест, стоял нетронутый годами Могильный Крест. Неподалёку Куст Колючий, оберегая лепестки, с Крестом играл в "Счастливый случай”… не по-людски. А Роза, дочь, молилась Ветру, доверив девичье страданье. Вонзалась исповедь занозой в кладбищенское увяданье. Трава ржавела рваным сеном. Тоска зелёная брюзжала и совершенно откровенно язвила Розе едким жалом. Нежная свежесть лепестка слезилась раннею росой, а из Могильного Креста труха ссыпалась ниц пыльцой. Смотрелся этот эксклюзив, как детектив. Впотьмах, внимания не обратив, духовник Ветер в мареве флюгером играя, дул на норд… на зюйд… на вест… и на Розу, и на Крест, простота святая. И разлетелись лепестки с молитвой на устах. Остался лишь Могильный Крест… в кустах…

дыхание природы ветер,

он дует, дышит, но не светит…

а ведь полезна и пригодна

даже ехидна… анаконда…

вся тварь, живущая в природе

на пользу человеку, вроде…

а человек тому могильщик,

он сам себе злодей и сыщик,

он люмпен, он и гегемон,

куда не глянь, всё он да он…

а тот, кто везде, тот нигде!